У вас есть свои истории, присылайте мне и они будут здесь...
joinHIM.narod.ru - HIMики Вперед!!!
Paris Kills
Все события, описываемые в этом рассказе никогда не происходили в реальности, и все нижеописанное является только фантазией автора, никак не связанной с реальными людьми.
Cherrish.
PARIS KILLS
Я указала на шестиугольный гроб, обитый внутри красным бархатом.
- Как тебе?
Юрки неуверенно пожал плечами. Я продолжала допытываться:
- Ну, тебе нравится?
Он отвел глаза. Это было безумно сложно - найти с ним общий язык. В том кафе, когда он согласился на вечную жизнь, он вел себя несколько по-другому. Я закатила глаза. Владелец похоронного бюро смотрел на нас без интереса - к нему каждый день приходили молодые batty. В этом году в Париже готика была особенно модной. Я беспомощно развела руками. Стоящий рядом Вилле расхохотался.
- Мы берем этот гроб.
Я поняла, что Вилле мне нравится больше, чем Юрки. Может дело в том, что Юрки я знаю всего два дня, а с Вилле мы знакомы уже двести лет? Но, как бы то ни было, мне больше импонирует бесшабашная веселость этого трехсотлетнего мальчишки, чем аристократическая инфантильность Юрки.
С Вилле мы познакомились двести лет назад в Берлине на похоронах моего кузена. Никто не знал, что случилось с Мартином: внезапно он впал в меланхолию, побледнел, его темные волосы уныло обрамляли лицо, и иногда он повторял что-то вроде: "Почему ты не приходишь? Я жду тебя..." Месяц, как сейчас говорят, депрессии - и моего кузена не стало. Он повесился. На похоронах я увидела Вилле. В его зеленых глазах не отражалось скорби; позже я узнала, что за месяц до помешательства Мартина Вилле укусил его, но не выпил всего, как обычно, а оставил его на каменных ступенях собора. После этого мой несчастный кузен влюбился в зеленоглазого монстра. Когда Мартин робко попросил обратить его, Вилле рассмеялся ему в лицо. Он сказал, что не намерен проводить ритуал над таким сопливым мальчишкой, и что предпочтет сделать вампиршей его двоюродную сестру - Финстернис. Кстати, Финстернис Эрлеманн - это я. Это имя всегда вызывало у Вилле бурную реакцию. Он доводил меня до пароксизмов раздражения, делая вид, что не может его выговорить. Я понятия не имею, что заставило моих родителей так меня назвать, но у меня не было возможности спросить их об этом - они умерли, когда мне было пять лет. Итак, на похоронах Мартина полное безразличие проявляли только два человека, точнее, человек и вампир. Вилле подошел ко мне и прошептал на ухо стихотворение Гельдерлина:
- Но нам в этом мире
Покоя не будет нигде.
Нерадостный род,
Мы проходим и гибнем...
Я удивленно посмотрела на него. Тогда мне было семнадцать лет, и я была обручена с молодым человеком из очень хорошей семьи - Хансом Лихтбергом. Моя вдовая тетушка, Эльза, обычно следила, чтобы я не разговаривала с молодыми людьми, но тогда, на похоронах своего единственного сына, она вовсе не обращала на меня внимания. Странно, Ханс уже сто пятьдесят три года гниет в земле, а я - жива. Я часто думаю, что произошло бы, если бы мы поженились. Ханс был славным юношей, румяным блондином, а я - жизнерадостной темноглазой брюнеткой. Кажется, я его даже любила. Но тогда, я заворожено уставилась на Вилле и закончила стихотворение:
- Слепо стремимся
К часу от часа,
Как воды с обрыва
К обрыву стремятся.
Он улыбнулся и сказал мне на ухо:
- Прекрасная фройляйн, не желаете ли прогуляться со мной по городу?
Для девушки, родившейся в конце восемнадцатого века, прогулка по городу с незнакомым мужчиной была скандальным приключением, и благоразумная фройляйн должна была отказать наглому незнакомцу... Стоит ли говорить, что я согласилась? Он взял меня под руку, и мы пошли к гостинице, в которой он остановился. К сожалению, уже тогда прошло время романтических замков, так что мое обращение проходило в довольно скучном гостиничном номере. Мы невинно болтали, он часто смеялся, и голос, пытавшийся меня остановить, замолчал. Мы вошли в номер. Первым, что бросилось мне в глаза, была огромная, красиво застеленная кровать. Образование я получила домашнее, и о том, чем занимаются супруги под покровом темноты, я не имела ни малейшего представления. Именно поэтому я не беспокоилась о том, что сейчас, может быть, я буду принесена в жертву Приапу. Вилле подошел сзади и обнял меня. От прикосновения его холодных рук меня охватило странное томление, и я присела на краешек кровати. Его губы коснулись моего затылка. Он положил руку мне на ключицу, и его острые зубы впились в мою открытую шею. Я закричала, Вилле зажал мне рот. Очень скоро у меня не осталось сил кричать. Я расслабилась в его руках и без чувств упала на кровать. Следующие несколько минут я балансировала на грани жизни и смерти. Словно сквозь туман до меня доносился хрипловатый голос Вилле, читающий на каком-то древнем языке молитву:
- Ellai lo buladh. Leag lo neamh. An lo amach kol una.
Мне еще ни разу не приходилось произносить эти слова, но скоро это должно произойти. Мы часто разговариваем с Вилле о вампире, который обратил его. Он умер через двадцать пять лет после того, как провел ритуал посвящения. Какой-то доморощенный Ван Хельсинг пробил осиновым колом его сердце. Я иногда думаю о тех временах, когда вампиры носили черный или алый бархат и появлялись на улицах только ночью. Сейчас после многих лет эволюции мы не боимся дневного света, чеснока и распятий. Теперь мы гораздо менее уязвимы, чем наши предки. Кстати, после этого трагического события Вилле уехал из родного Будапешта и приехал в Берлин.
И в том отеле я возродилась к жизни. Мое сердце сделало пару неуверенных ударов, рана на шее моментально затянулась, разум прояснился. После этого мне не было возврата в мир людей, и я довольствовалась обществом своего хозяина. На самом деле, у вампиров нет хозяев и послушников, просто Вилле обожает, когда его называют "хозяином" или "повелителем", и я иногда называю его так, чтобы доставить ему удовольствие. Мы через многое прошли вместе: в 1880 мы уехали из Германской империи в Болгарию, в 1935 - в Англию, в 1990 мы переехали в Финляндию. На нашем счету много жертв - вампиру нужно убивать примерно три жертвы в неделю, чтобы насытиться, и мы убивали много, может, слишком много людей... Как в семнадцать лет я жаждала жизни, так в сто семнадцать я жаждала смерти. Я упивалась кровью своих жертв, я обмазывала ею рот Вилле при поцелуе, я наслаждалась каждой секундой агонии. Мне нравилось быть вампиром - законы людей на нас не действуют: кто осудит вампира, если он вытащит бумажник из кармана бездыханной жертвы с разверстым горлом? Вилле же сходил с ума от скуки. Если живешь чуть меньше трех сотен лет, скука станет твоим проклятьем. Ему надоело его тело, которое никогда не менялось и больше не изменится: он набил себе несколько татуировок. И когда, в 1995 году ему захотелось развлечься, он решил использовать свой ангельский голос и совращать им людей. Ему было мало их крови, еще он хотел их любви, хотел забрать их души. И ему это удалось... Он собрал группу из четырех ничего не подозревающих музыкантов, и его красота и голос быстро вознесли его на вершину Олимпа. Каждый день миллионы девчонок сходили с ума по его голосу, каждый день одна из них убивала себя за любовь к нему. А он подначивал их, глупышек: "Ты умрешь за любовь? Умрешь?" - испытующе спрашивал он. И они убивали себя... Или мы убивали их. Он почти повторил историю Лестата из романов Энн Райс, но он был слишком умен и осторожен, чтобы влюбиться в обычную девушку. Может, он и не любил меня, но ему нравилась моя привязанность, и ему льстило мое обожание.
В Париже мы познакомились с Юрки. Нам очень понравился город, поэтому мы без особых раздумий купили небольшую квартиру неподалеку от Гревской площади, места, где несколько столетий подряд безостановочно лилась кровь. Группа Вилле только набирала обороты, и их пригласили на гот-фестиваль (стоит ли говорить, что готика была единственным стилем, который он признавал), где они разогревали публику перед выступлением THE 69 EYES. Когда THE 69 EYES готовились к выступлению, HIS INFERNAL MAJESTY (он назвал так свою группу после того, как я однажды в запале крикнула: "Иди к черту, надутый индюк! Вилле Вало - Его Адское Высочество!") как раз уходили со сцены, и за кулисами Вилле перекинулся с солистом парой слов и пригласил его к нам на ужин. Я не знаю, чем Юрки так меня зацепил, но весь вечер я не могла отвести от него глаз. Меня поражала эта смесь ангельского и дьявольского в его облике: светлые холодные невинные глаза - и улыбка грешника, что-то извращенное во взгляде. Я хотела его. Как всегда, я была представлена как супруга Вилле - Тарья Вало. Когда мы приезжали в другую страну, мы меняли имена и биографию по своему усмотрению. Например, в Германии моего нареченного мужа звали Вильгельм Лихт, в Болгарии - Йордан Бежимов, в Англии - Уилл Рэво, а в Финляндии он выбрал себе имя Вилле Вало. Настоящее его имя, Имре Сакач, всегда было предметом моих насмешек, поэтому я предпочитала называть его тем именем, которое он выбрал, а он всегда называл меня Штерн. Но вернемся к тому моменту, когда я сидела за обеденным столом, напряженно глядя на Юрки. Как только выдался удобный случай, я увела Вилле на кухню.
- Я хочу его.
- То есть?
- Я хочу обратить его.
Его глаза округлились.
- Ты с ума сошла. А если он не согласится?
- Предоставь это мне.
Он пожал плечами.
- Szarok bele [венг. "Мне наплевать"]. Но не говори, что я тебя не предупреждал.
Я вернулась в гостиную.
- Хочешь выпить?
Юрки утвердитель
|